Лермонтов - человек загадка

«Если бы этот мальчик остался жить, не нужны были бы ни я, ни Достоевский»
           Лев Толстой.                                                          

 Мнения современников о Лермонтове разноречивые, но при всех разноречивых толках о нем, все согласны в одном – это был гениально одаренный человек. Он владел французским, английским, немецким языками, читал по латыни, принимался изучать татарский язык. Он был одарен удивительной музыкальностью – играл на скрипке, на фортепьяно, на флейте, пел, сочинял музыку на свои стихи, любил рисовать. «Если бы он профессионально занимался живописью, - писал Ираклий Андроников, - он мог бы стать настоящим художником».


               Кроме всего этого, он обладал еще пророческим даром. В произведениях других гениальных поэтов мы тоже можем найти пророческие высказывания, но все они не проявляются в такой степени, так отчетливо, как у Лермонтова. Более того, я не знаю поэтов, которые бы осмеливались так открыто утверждать, что обладают пророческим даром. Лермонтов же был убежден, что он этим даром обладает.
"С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока".

               Не зря же русский публицист и философ Юрий Самарин чуть ли не с испугом отмечал: «Прежде чем вы подошли к нему, он вас уже понял».
               Лермонтов видел и понимал не только других, но и хорошо понимал себя и видел свое будущее. О своем будущем он поведал нам в своем пророческом  стихотворении  «Сон»:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая ещё дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их жёлтые вершины
И жгло меня, но спал я мёртвым сном.
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жён увенчанных цветами,
Шёл разговор весёлый обо мне.
Но в разговор весёлый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа её младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струёй.

                Известный русский философ Владимир Соловьев писал по поводу этого пророчества Лермонтова: «Во всяком случае, остается факт, что Лермонтов не только предчувствовал свою роковую смерть, но и прямо видел ее заранее. Одного этого стихотворения  «Сон» конечно достаточно, чтобы признать за Лермонтовым врожденный, через голову многих поколений переданный ему гений».

                В действительности  все произошло так, как описано в стихотворении «Сон». Лермонтов после дуэли долго лежал один истекающий кровью и брошенный «друзьями», которые ускакали на лошадях искать извозчика и врача. В это время лил сильный дождь. Врачи не пожелали ехать к раненому в такую даль из-за непогоды, извозчиков из-за сильного дождя тоже трудно было найти. А в это время брошенный всеми Лермонтов лежал,  истекая кровью. Он был еще жив, когда, наконец-то, был найден извозчик. Скончался Лермонтов уже в больнице от потери крови.

                "Я говорил тебе: ни счастия, ни славы
                Мне в мире не найти; настанет час кровавый,
                И я паду, и хитрая вражда
                С улыбкой очернит мой недоцветший гений;"

                Символично, что незадолго до смерти Лермонтов обращался к знаменитой гадалке Кирхгов, той самой Кирхгов, к которой обращался и Пушкин. Пушкину она сказала: «Может быть, ты проживешь долго, но на тридцать седьмом году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы».
                -  Ждет ли меня отставка? – спросил у Кирхгов Лермонтов.
                - О, тебя ждет такая отставка, после которой ты ничего больше не попросишь.
                - Убьют ли меня на войне?
                - Нет, не бойся. Опасайся того, кто рядом. Убийцей окажется друг.
                                                                                                                                              
                А был ли его друг Мартынов убийцей?  Как ни странно, но на этот вопрос тоже нет однозначного ответа. Если кто читал повесть писателя Паустовского «Разливы рек», обратил внимание, что заканчивается она тем, что умирающему Михаилу Лермонтову слышится второй выстрел. На вопрос, почему Паустовский написал про второй выстрел, ответ был ошеломляющий:
                ««Просто я убеждён, что Мартынов не убивал Лермонтова».
                «Расскажите, почему же вы так считаете», - попросили его.
                Паустовский рассказал о разговоре в купе поезда с одним профессором-медиком. Этот профессор, изучив медицинское заключение о смерти Лермонтова, пришел к выводу, что в поэта стрелял кто-то второй. Стрелялись дуэлянты стоя напротив друг друга, но почему-то пуля Мартынова вошла в грудь Лермонтова под углом. Она попала в правый бок под нижнее, 12-е ребро, а вышла между 5-м и 6-м рёбрами с противоположной, левой стороны грудной клетки, почти у самого плеча.

                 Паустовский так же сказал, что общался с родственниками священника, который исповедовал Мартынова перед смертью, и якобы Мартынов отказался признаться батюшке в убийстве поэта.

                 О том, что в Лермонтова стрелял некий второй человек,  утверждает и Павел Глоба: 
                 «При медицинском освидетельствовании тела выяснилось, что пуль на самом деле было две. Первая задела по касательной, а вторая попала в правый бок и вышла с левой стороны, почти у самого плеча. Мне кажется, что патологоанатом «ошибся», перепутав входное отверстие с выходным. Ведь горизонтально летящая пуля не может вдруг изменить свою траекторию и выйти выше, чем вошла. Поэтому несложно предположить, что стреляли сверху, со скалы…  Николай Мартынов, всю жизнь проведший с клеймом убийцы великого поэта, на смертном одре вдруг покаялся, мол, он Мишеля не убивал. Клялся: «Да, стрелял. Но не убивал! Был еще один выстрел». Стал бы он врать священнику на последней исповеди? Думаю, вряд ли».

                  Кто же сделал второй выстрел?  Вот что говорил писатель Паустовский:
                  «Прошло ещё несколько лет и волей случая мне довелось услышать ещё одно семейное предание. В Пятигорске  служил солдат, зарекомендовавший себя отличным стрелком. И как-то раз его вызвал к себе полковник. Он сообщил парню, что завтра на горе Машук на дуэли будет стреляться государственный преступник, который непременно должен погибнуть.
Полковник объяснил, где ему следует спрятаться, чтобы застрелить преступника во время поединка. Солдат, не привыкший обдумывать распоряжения командиров, согласился и сделал всё так, как ему было велено. Уже на следующий день он был переведён в другой гарнизон, а ещё спустя какое-то время досрочно демобилизован и отправлен домой, на Кубань.
Исполнив приказ, стрелок не испытывал угрызений совести, к тому же он всю жизнь был неграмотным и не имел никакого понятия о русской поэзии. И только когда ему пошёл восьмой десяток лет, он неожиданно узнал от своей внучки историю гибели Лермонтова. Старик крепко задумался и, спустя несколько дней, сделал неожиданное признание: «А ведь, выходит, внучка, что это я твоего Лермонтова-то застрелил!» и поведал ей о своём тайном задании. Как вы уже, наверное, догадались, эту историю я услышал от потомков того самого солдата».

                   Можно этому верить, можно не верить, но знать разные мнения, по-моему, не вредно.
                   Мартынов умер в шестидесятилетнем возрасте в 1875 году. Его родовое имение после революции передали детской колонии. «Ребятишки» разорили фамильный склеп, а останки былого дуэлянта утопили в местном пруду.

                   "Лермонтову «непременно нужна была жертва, - вспоминал И.И.Панаев, - без этого он не мог быть покоен, - и, выбрав её, он уже беспощадно преследовал её. Он непременно должен был кончить трагически: не Мартынов, так кто-нибудь другой убил бы его».

                   Так оно и случилось. Неважно, кто убил его. Лермонтов добивался этого, шел к этому роковому поединку и  пришел к нему.
                   «Лермонтов, я много раз просил Вас воздерживаться от шуток на мой счет, по крайней мере, в присутствии женщин» - такие слова не раз говорил Мартынов Лермонтову, однако тот продолжал отпускать оскорбительные шутки в адрес своего друга, и Мартынову ничего не оставалось, как вызвать на дуэль.

                   Читая воспоминания современников о Лермонтове, о его внешности и характере, я невольно задаюсь вопросом: что же в этом гениальном человеке было больше – плохого или хорошего? Если бы мне, на основании воспоминаний о поэте, поручили написать на него характеристику, я бы не смог при всем моем желании. Настолько противоречивы воспоминания о нем его современников. Даже люди, знавшие его лично, расходятся между собой в описании его внешности и характера. Создается впечатление, что какая-то внешняя сила скрывает от нас подлинного Лермонтова.

                    Одних современников поражали большие глаза Лермонтова, другие говорили, что у него было выразительное лицо с необыкновенно быстрыми маленькими глазами. А вот И.С Тургеневу глаза поэта опять кажутся большими и неподвижными: «Задумчивой презрительностью веяло от его смуглого лица, от его больших неподвижных глаз».

                  А вот признание художника П.Е.Мельникова: «Приземистый, маленький ростом с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остается для меня загадкой. Глаза … производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они были ужасны. Я никогда не в состоянии был бы написать портрет Лермонтова».

                  И действительно, портретов Лермонтова много, но все они разные, они противоречат один другому. Не смотря на все старания художников, они не смогли уловить взгляд, схватить жизнь лица, передать его духовный облик. В этом тоже кроется какая-то загадочность Лермонтова, заставляющая думать о нем, как о человеке не от мира сего.

                  И не только внешность, но и характер его современники описывают так между собой не схоже, что порою кажется, что речь идет о двух Лермонтовых. Одним он кажется холодным, желчным, раздражительным. Другим он кажется живым, веселым, с «симпатичными чертами лица». Лица из великосветского общества так о нем отзывались: «язвительная улыбка», «злой и угрюмый вид», «скучен и угрюм», «высокомерен», «заносчив».

                  Даже один и тот же человек  говоря о Лермонтове, о его характере мог противоречить самому себе. Вот, например, два отзыва Белинского: «...Я ни разу не слыхал от него ни одного дельного, умного слова. Он, кажется, нарочно щеголяет светской пустотою». И позже другое: «Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и часто непосредственный вкус изящного!».

                  Князь А.Лобанов-Ростовский писал: "С глазу на глаз и вне круга товарищей он был любезен, речь его была интересна, всегда оригинальна и немного язвительна, но в своем обществе это был настоящий дьявол, воплощение шума, буйства, разгула, насмешки».

                  Конечно, и о Пушкине, например, были разные мнения его современников, и все же, в отличие от Лермонтова, характер Пушкина поддается  реальной оценке.
                  «У Лермонтова грани характера, - писал исследователь жизни и творчества поэта Ираклий Андроников, - были очерчены особенно резко, и мало кто возбуждал о себе столько разноречивых толков».

                  А толки были действительно разноречивы. Н.П.Раевский, офицер, говорил, что "любили мы его все». Когда убили Лермонтова, тот же Раевский говорил, что «все плакали, как малые дети». А вот священник Эрастов, отказавшийся хоронить Лермонтова, говорил обратное: «Вы думаете все тогда плакали?.. Все радовались!»

                  «Он был вообще не любим в кругу своих знакомых в гвардии и в петербургских салонах», - утверждал князь Васильчиков, секундант дуэли Лермонтова с Мартыновым. Кому из них верить, если даже декабрист Н.И.Лорер оставил недоброжелательную запись о Лермонтове.

                   Ни у одного из русских поэтов нет в произведениях столько горечи, безнадежности, упадка и безверия, как у Лермонтова.  Он скептически отвергает все: дружбу,  любовь,  радость жизни.
"Их время злобное не все покосит!..
Пусть добродетель в прах падет,
Пусть будут все мольбы творцу бесплодны,
Навеки гений пусть умрет, -
Везде утехи есть толпе простонародной;
Но тот, на ком лежит уныния печать,
Кто, юный, потерял лета златые,
Того не могут услаждать
Ни дружба, ни любовь, ни песни боевые!.."

                    Этот стих Лермонтов написал в пятнадцатилетнем возрасте! В этом возрасте его уже не услаждали «ни дружба, ни любовь, ни песни боевые». Если гений Пушкина  «вовремя созрел», то гений Лермонтова действительно оказался «до времени созрелым», «стариком без седин».

                    «Надо удивляться, - писал В.Белинский В.Боткину, -  детским произведениям Лермонтова — его драме, «Боярину Орше» и т. п. (не говорю уже о «Демоне»): это не «Руслан и Людмила», тут нет ни легкокрылого похмелья, ни сладкого безделья, ни лени золотой, ни вина и шалостей амура, — нет, это — сатанинская улыбка на жизнь, искривляющая младенческие еще уста, это «с небом гордая вражда», это — презрение рока и предчувствие его неизбежности. Все это детски, но страшно сильно и взмашисто. Львиная натура! Страшный и могучий дух!"

                    Порой читаешь стихи Лермонтова и действительно становится почему-то страшно. Его ничто не радует, даже сама жизнь:
"И жизнь, как посмотришь
С холодным вниманьем вокруг, -
Такая пустая и глупая шутка..."
                    Это пострашнее пушкинского «Дар напрасный…». У Лермонтова гораздо больше горечи и безнадежности. Для Пушкина жизнь все-таки дар, пусть и отвергаемый им в какой-то момент. Для Лермонтова – шутка. А кто эту жизнь создал? Бог.

                    «Пустая и глупая шутка» – это  кощунственный вызов  самому Создателю», - пишет богослов Михаил Дунаев. «Но Лермонтов и на этом не останавливается, - продолжает М.Дунаев. – Он вдруг обращается к Творцу с молитвой, напитанной ядом насмешки, с прошением, где избыточно ощущается злобное неприятие воли Его:
За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За всё, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
                     Здесь обвинение Творцу в несовершенстве творения, во всех бедах человеческих на земле. И все в пародийной форме  «благодарности», в антимолитве с презрительной просьбой о скором прекращении «пустой и глупой шутки».

                     Но будет неправильно судить об отношении Лермонтова к вере только по одной этой молитве. У него есть и другие молитвы, которые говорят об обратном:
"Не обвиняй меня, всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей твоих струя,
За то, что в заблужденьи бродит
Мой ум далеко от тебя;
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
К тебе ж проникнуть я боюсь
И часто звуком грешных песен
Я, боже, не тебе молюсь.

Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костёр,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор;
От страшной жажды песнопенья
Пускай, творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К тебе я снова обращусь".

                    А  вот эту молитву, которую Лермонтов написал незадолго до своей смерти, мне кажется, может написать только верующий человек:
"В минуту жизни трудную,
Теснится ль в сердце грусть;
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко -
И верится, и плачется,
И так легко, легко..."

                    «К сожалению, молитва не спасла его, - сказал оптинский старец Варсонофий, - потому что он ждал только восторгов и не хотел понести труда молитвенного».
                    Лермонтов весь соткан из крайностей, он любит крайности, и эти крайности заметно отражаются в его поэзии. Красной нитью в его поэзии проходят страдания, мука, страсть...
"Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем".

                     Лермонтов добровольно обрек себя на одиночество, на страдания. Возможно это свойственно всем гениальным людям, но у Лермонтова это проявлялось особенно явно.
«Я здесь стою близ моря на скале,
Стою, задумчивость питая,
Один, покинув свет, и чуждый для людей,
И никому тоски поверить не желая…»
«Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной»
В раннем возрасте им уже овладевали мысли о смерти:
Пора уснуть последним сном,
Довольно в мире пожил я;
Обманут жизнью был во всем,
И ненавидя, и любя».
                     Это стихотворение он написал в шестнадцать лет!  У многих в юности проскальзывают мысли о смерти, но они быстро забываются,  проходят. Лермонтовым же они владеют постоянно:
"Настанет день –
и миром осужденный,
Чужой в родном краю,
На месте казни – гордый,
Хоть презренный –
Я кончу жизнь мою..."

                    Лермонтов - человек загадка. Возможно, в нем скрыта какая-то тайна, недоступная нам.
                 Николай Иванович Кирсанов